В настоящее время в кругах практикующих юристов и
правозащитников тематике «стратегического правосудия»
уделяется исключительно большое внимание. По крайней мере об
этом свидетельствует проведение различных семинаров и
конференций на данную тему, в рамках которых происходит
обсуждение теоретических и практических аспектов
«стратегического правосудия», а также вырабатываются
алгоритмы более полного, эффективного и результативного
внедрения всех его механизмов в судебно-правовую
действительность
Так, 16 августа 2007 года в г. Краснодар состоялся семинар для юристов и правозащитников «Судебное оспаривание нормативных актов в системе механизмов «стратегического правосудия», организованный Краснодарской общественной организацией «ТС «Южная волна»-1. Автор настоящей статьи выступил на нем в качестве эксперта и основного докладчика.
10 декабря 2007 г. в г. Москве состоялся семинар «Повышение эффективности использования судебных механизмов в правозащитной деятельности. Перспективы развития стратегических судебных дел в России», организованный Центром развития демократии и прав человека-2.
В данной же работе нам бы хотелось поделиться с уважаемым читателем некоторыми соображениями о сути так называемого «стратегического правосудия», без сомнения являющегося (быть может, неожиданным) результатом судебно-правовой реформы, а также месте и роли в нем института судебного оспаривания нормативных актов (судебного нормоконтроля).
Понятие «стратегического правосудия» появилось в практической юриспруденции совсем недавно и, как правило, связывается со сферой права общественных интересов-3. Говорить же о том, что этот термин уже воспринят юридической наукой пока рано; скорее всего она только начинает «присматриваться» к нему. Главной причиной этого, на наш взгляд, является то, что термин «стратегическое правосудие», с одной стороны, слишком всеохватный, а с другой, - слишком неопределенный; об его отраслевой принадлежности также говорить чрезвычайно сложно и даже невозможно. Однако в данном случае мы имеем возможность пронаблюдать следующее: понятие «стратегическое правосудие», как и многие другие понятия, имеющие своим источником юридическую практику и существующие только в ней как не воспринятые вначале правовой теорией, через некоторое время, пройдя определенный путь теоретического осмысления, займет свое прочное место в правовой науке.
Под «стратегическим правосудием» понимаются такие формы правосудия, посредством которых происходит защита и восстановление (либо способствование защиты и восстановления) не только прав и свобод истца, заявителя (заявителей) по судебному делу, но и прав и свобод неопределенного круга лиц, а также интересов общества и государства в целом (либо его отдельных территориальных образований – субъектов федерации, муниципальных образований, иных публично-территориальных единиц).
Очевидно, что «стратегическое правосудие» может появиться и реализовываться только в условиях правового государства либо государства, стремящегося быть правовым, т.к. полицейские и иные недемократические государства не нуждаются в том, чтобы на уровне независимого суда решались многочисленные и даже часто весьма важные проблемы, затрагивающие действующий правопорядок или правовую систему страны в целом. Как правило, чем больше то или иное государство стремится быть правовым, тем количественно больше и качественно эффективнее оно устанавливает различные формы «стратегического правосудия».
В Российской Федерации на сегодняшний день существует ряд важнейших возможностей «стратегического правосудия». Помимо судебного оспаривания нормативных актов, к ним могут быть отнесены такие формы, как применение Конституции Российской Федерации и правовых позиций Конституционного Суда РФ в судах России, обращение и ведение дел в Европейском суде по правам человека, применение российскими судами Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентов Европейского суда по правам человека, судебное оспаривание решений, действий и бездействия органов государственной власти, органов местного самоуправления и должностных лиц, создающих типичные нарушения прав и свобод граждан и организаций (в рамках производства по делам, возникающих из публичных правоотношений), равно как ведение «исковых дел», которые также способствуют разрешению типичных либо «глобальных» проблем в той или иной сфере общественной жизни (например, в области защиты прав потребителей, трудовых отношений или экологии).
Так, например, многие авторы отмечают, что нормы Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также прецедентного права Европейского суда по правам человека обязательны для нашей страны, что на практике означает необходимость (обязанность) руководствоваться ими при разрешении конкретных дел, аналогичным тому, которое было разрешено Страсбургским судом в отношении данного заявителя-4. Об этом свидетельствует как российское законодательство и нормы международного права (часть 4 статьи 15 и часть 1 статьи 17 Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 г., Федеральный закон от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней»-5, Венская конвенция о праве международных договоров-6 и др.), так и практика самого Европейского Суда по правам человека, который неоднократно называл свои решения, в которых имеется определенная новизна в понимании и толковании Конвенции, прецедентами, а, например, в Постановлении от 24 октября 1979 г. по делу «Винтерверп (Winterwerp) против Нидерландов» даже подчеркнул, что «…само внутреннее законодательство должно соответствовать Конвенции, включая общие принципы, выраженные или подразумеваемые в ней»-7 (пункт 45 мотивировочной части)-8.
Конституционный Суд РФ в своей деятельности также неоднократно руководствовался Европейской Конвенцией и прецедентами Страсбургского суда, равно как ориентировал законодателя, другие российские суды соблюдать и применять данные источники права, что еще раз свидетельствует об их общеобязательном статусе. Так, в Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П «По делу о поверке конституционности статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан»-9 он указал на то, что «В силу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы, причем международный договор Российской Федерации имеет приоритет перед законом при наличии коллизии между ними» и, исходя из этого, сформулировал следующий вывод: «Ратифицируя Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Российская Федерация признала юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов (Федеральный закон от 30 марта 1998 года N 54-ФЗ). Таким образом, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, решения Европейского Суда по правам человека - в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, - являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права» (курсив мой – Р.К.) (пункт 2.1. мотивировочной части). Основываясь на этом выводе, Конституционный Суд РФ обязал федерального законодателя в разумный срок реформировать институт судебного надзора, приведя его в соответствие с прецедентами Европейского суда, а правоприменителей – непосредственно руководствоваться этими прецедентами.
Именно поэтому столь большое значение, не только для заявителя по делу, но и для неопределенного круга лиц, имеет такая форма «стратегического правосудия» как обращение и ведение дел в Европейском суде по правам человека.
Почему же ведение судебных дел об оспаривании нормативных актов мы также без всяких сомнений относим к области «стратегического правосудия»?
Зачастую при работе с судебными делами или правовом консультировании возникает проблема, которую нельзя решить при помощи подачи иска и применения какого-то акта, т.к. проблема нарушения прав кроется как раз не в правоприменении, а в самом содержании нормативного акта.
В этом случае граждане и организации имеют право оспорить данный нормативный акт в суд в соответствии с установленной законодательством подсудностью дел.
«Стратегичность» же такого правосудия заключается в том, что норма, нарушающая права гражданина в отдельном деле, применяется и к другим гражданам, и будет применяться, и нарушать и создавать угрозу нарушения их прав, до тех пор, пока суд не признает ее незаконной (шире – неправомерной). В связи с этим устранение из законодательной базы норм, нарушающих права граждан, является важной частью любой профессиональной юридической деятельности, т.к. она, с одной стороны, «экономит» силы, время и ресурсы (путем признания незаконной нормы защищается право неопределенного круга лиц), а с другой, повышает эффективность работы других юристов – однажды «отмененная» в суде норма уже не будет применяться, и в этом случае не придется возвращаться к данной проблеме снова и снова.
Как уже указывалось, посредством такой формы «стратегического правосудия» как судебное оспаривание нормативных актов возможна не только защита прав неопределенного круга лиц, но и интересов общества и государства (его отдельных территориальных единиц), т.к. незаконные нормативные акты могут действовать и применяться не только в области прав человека, но и в сферах деятельности государственного аппарата (например, ограничиваться компетенция субъектов РФ в пользу федерального центра или наоборот).
Российская правовая доктрина объявляет право на судебное оспаривание нормативных актов в качестве неотъемлемой части права на судебную защиту (статья 46 Конституции РФ).
Осуществляя толкование данной статьи Конституции РФ, Конституционный Суд РФ неоднократно указывал на то, что право на судебную защиту «выступает как гарантия в отношении всех конституционных прав и свобод, а закрепляющая его статья 46 Конституции Российской Федерации находится в неразрывном системном единстве с ее статьей 21, согласно которой государство обязано охранять достоинство личности во всех сферах, чем утверждается приоритет личности и ее прав (статья 17, часть 2, и статья 18 Конституции Российской Федерации). Из этого следует, что личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми не запрещенными законом способами (статья 45, часть 2, Конституции Российской Федерации) и спорить с государством в лице любых его органов…».
Основываясь на этом, применительно к проблеме судебной защиты прав граждан от незаконных нормативных актов, Конституционный Суд сделал вывод о том, что «неотъемлемой характеристикой нормативного содержания права каждого на судебную защиту, одной из необходимых и важнейших его составляющих, является возможность лица обжаловать принятые органами государственной власти и местного самоуправления и их должностными лицами решения, включая нормативные правовые акты, воплощающая в себе как индивидуальный (частный) интерес, связанный с восстановлением нарушенных прав, так и публичный интерес, направленный на поддержание законности и конституционного правопорядка»-10.
Таким образом, никакие нормативные акты не могут обладать своеобразным «судебным иммунитетом», т.е. защитой от их судебного оспаривания (исключение составляет только Конституция Российской Федерации). Отрицание этого тезиса чревато не только нарушением прав граждан (организаций) незаконными нормативными актами, но и публичных интересов (права и свободы неопределенного круга лиц, законность, правопорядок, лежащие в основе безопасности государства)-11.
Российское законодательство закрепляет полномочие по проверке нормативных актов за всеми судами, за исключением мировых судей. В рамках данной работы мы не будем подробно описывать компетенцию судов в области судебного нормоконтроля, т.к. это уже осуществлялось другими авторами, специализирующимися в области административного и конституционного отраслей права; однако хотелось бы обратить внимание на следующее важное обстоятельство, которое традиционно упускается из виду.
Дело в том, что большинство авторов связывают судебный нормоконтроль исключительно с судебной проверкой федеральных, региональных и муниципальных нормативных актов, тем самым, забывая о том, что в качестве объектов судебного нормоконтроля могут выступать и иные источники позитивного права. Так, в нашей стране традиционно выделяются, например, локальные нормативные акты, а также нормативные договоры как источники права, которые, исходя из принципа безусловного соблюдения права на судебную защиту, также подлежат судебному контролю. И, несмотря на то, что в рамках Главы 24 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ-12 и Главы 23 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации от 24 июля 2002 г. № 95-ФЗ-13 регулируются только процедуры судебного оспаривания нормативных актов органов публичной власти, забывать о возможностях искового производства при оспаривании, например, локальных нормативных актов организаций также было бы неправильно, недальновидно и означало бы способствовать незаслуженному обеднению института судебного нормоконтроля.
Существует огромное количество споров, происходящих в процедуре искового производства, в рамках которых осуществляется судебная проверка локальных нормативных актов и некоторых разновидностей нормативных договоров (например, коллективных договоров и соглашений).
Так, К.В. Борисова обжаловала в Бугурусланский городской суд Оренбургской области абз.3 п. 1.2 Правил приема в Бугурусланское летное училище гражданской авиации имени П.Ф. Еромасова-14. Данная норма Правил предусматривала, что в это училище могут приниматься только лица мужского пола; тем самым нарушался принцип равенства полов. Решением от 16 ноября 2006 года суд исковые требования удовлетворил: признал абз.3 п. 1.2 Правил приема в Бугурусланское летное училище гражданской авиации недействующим-15. Решение обжаловано не было.
Как показывает практика, особенно актуально обжалование локальных нормативных актов в сфере трудовых отношений.
Локальные нормативные акты традиционно выделяются среди источников трудового права (часть 2 статьи 5 Трудового кодекса Российской Федерации-16). Под ними понимаются внутренние акты организаций, содержащие правовые нормы, в том числе, нормы трудового права.
Локальные нормативные акты издаются всеми работодателями, за исключением работодателей – физических лиц. Как следует из части 1 статьи 8 ТК РФ, эти акты принимаются в пределах компетенции работодателей и «в соответствии с трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, коллективными договорами, соглашениями». Другими словами, локальные нормативные акты не могут противоречить всему тому «нормативно-правовому массиву», который «стоит» над ними в иерархической системе права, начиная от общих принципов права и общепризнанных принципов и норм международного права и заканчивая коллективным договором организации, в которой принят локальный нормативный акт.
А если так, то возникает вопрос: каков порядок судебного оспаривания локальных нормативных актов, т.к., по общему правилу, в правовом государстве, если существует иерархия источников права (а в правовом государстве она всегда существует), то должен существовать и судебно-юрисдикционный механизм проверки соответствия источников права, имеющих меньшую юридическую силу, источникам права, имеющим большую юридическую силу.
Судебно-процессуальное законодательство, как и в случае судебного оспаривания коллективных договоров и соглашений, не содержит специальных норм, регулирующих особенности рассмотрения дел об оспаривании локальных нормативных актов. Следовательно, оспаривание таких актов, вопреки их правовой природе как источников права, происходит в исковом порядке путем подачи искового заявления о признании незаконным и недействующим (недействительным) локального нормативного акта или его части.
В ТК РФ также специально не регулируются эти вопросы. Единственная норма этого кодекса, которая говорит о возможности судебного обжалования локального нормативного акта, содержится в части 4 статьи 372. В ней закрепляется право выборного органа первичной профсоюзной организации обжаловать локальный нормативный акт, который был утвержден единоличной волей работодателя, в государственную инспекцию труда либо в суд в случае недостижения согласия между работодателем и выборным профсоюзным органом о содержании данного акта либо о необходимости его принятия. Как вариант в этой норме предусматривается также возможность возбуждения коллективного трудового спора.
Представляется, что последняя мера является в сложившейся ситуации более действенной, т.к. ни государственная инспекция труда, ни суд не вправе оценивать целесообразность введения или удаления из локального нормативного акта тех или иных норм. Эти органы вправе оценить только правомерность установленных норм либо правомерность принятия локального нормативного акта в целом. А в основе разногласий между работодателями и профсоюзами при принятии коллективных договоров, соглашений, локальных нормативных актов лежат, как правило, не правовые факторы (законность, правомерность данных источников права), а факторы целесообразности (социальная справедливость, экономическая выгода).
Между тем, незаконные (шире – неправомерные) локальные нормативные акты, содержащие нормы трудового права, коллективные договоры, социально-партнерские соглашения издаются достаточно часто. Как правило, причиной их появления выступает не умысел сторон социального партнерства, а либо недостаточность юридических знаний, как работодателей, так и работников, либо изменение (отмена) вышестоящих источников права, приводящее к возникновению коллизий между источниками права различного уровня.
Исходя из метода исключения (статья 24 ГПК РФ), локальные нормативные акты, равно как коллективные договоры и соглашения (они, не являясь нормативными актами в собственном смысле, тем не менее, являются источниками права) подлежат обжалованию в районные (городские) суды.
В связи с правовой природой объектов судебного контроля, при оспаривании которых в суде предусмотрена процедура искового производства, (источники и нормы права), возникает множество вопросов. Так, например, при оспаривании нормативных актов традиционно не устанавливаются никакие сроки давности, что вполне справедливо, т.к. такой акт содержит правила поведения обязательные для неопределенного круга лиц и неограниченного количества случаев. Однако, например, для защиты трудовых прав установлен общий срок – 3 месяца (статья 392 ТК РФ), который должен применяться (и на практике применяется) для случаев судебного нормоконтроля, осуществляемого в рамках искового производства, что противоречит его сути.
Не применяются и иные гарантии, свойственные исключительно судебному нормоконтролю. Так, например, в Обзоре законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за второй квартал 2004 года, утвержденном постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 6 октября 2004 года, содержится правовая позиция о том, что «Поскольку нормативные правовые акты являются обязательными для неопределенного круга лиц, то решение, вынесенное судом по результатам рассмотрения дела об оспаривании нормативного правового акта, может быть обжаловано в порядке надзора не только лицами, участвующими в деле, но и иными лицами, правоотношения с участием которых регулируются данным актом»-17. То есть фактически Верховным Судом РФ перечень лиц, имеющих право оспорить судебное решение по делу об оспаривании нормативного акта в порядке надзора, был дополнен также лицами «правоотношения с участием которых регулируются данным актом». В случае же искового производства по оспариванию норм и источников права данная правовая позиция не применяется….
Таким образом, законодателю предстоит проделать огромную работу по реформированию судебного нормоконтроля с тем, чтобы привести все его составляющие «к общему знаменателю», основываясь на правовой природе судебного нормоконтроля как механизма судебной проверки норм и источников права и важнейшего института в системе механизмов «стратегического правосудия».
3. Для определения понятия «право общественных интересов» мы позволим себе почти полностью воспроизвести редакционное примечание к статье Д. Петровой «Политические и правовые препятствия на пути развития права общественных интересов» (см.: Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1997. № 1 (18). С. 20): «Право общественных интересов» представляет собой буквальный перевод распространенного в западных правовых системах, и прежде всего, в американской, термина «public interest law». Предлагая подобную формулировку, представляется необходимым пояснить, что имеется в виду.
Право общественных интересов не является самостоятельной отраслью права. Это не публичное, не административное, не уголовное и не гражданское право. В то же время оно непосредственно затрагивает все перечисленные области права. Если изначально право общественных интересов предполагало защиту традиционных гражданских прав и свобод, то сегодня можно сказать, что это более широкое понятие, отражающее деятельность, направленную на проведение правовой реформы, устранение правовой неграмотности и оказание правовой помощи населению, в том числе и представление в суде отдельных неимущих граждан…
Более того, право общественных интересов не является сферой деятельности исключительно юристов, поскольку предполагает также лоббирование, проведение исследований, публичных лекций и т.п., что не обязательно требует наличия квалификации юристов»;
4. Подробнее по этому вопросу см.: Применение Европейской конвенции о защите прав человека в судах России / Под. ред. А.Л. Буркова. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. – 264 с. (международная защита прав человека; Вып.6);
6. «Ведомости ВС СССР», 10.09.1986, № 37, ст. 772, «Сборник международных договоров СССР», выпуск XLII, 1988;
7. В данном случае имеется в виду внутреннее законодательство стран-участниц Совета Европы;
8. Европейский Суд по правам человека: Избранные решения: В 2 т. Т.1 / Председатель редакционной коллегии – доктор юридических наук, профессор В.А. Туманов. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 292;
9. «Российская газета», № 31, 14.02.2007;
10. См., например, Определение от 12 мая 2005 года № 244-О «По жалобе граждан Вихровой Любови Александровны, Каревой Екатерины Ивановны и Масловой Валентины Николаевны на нарушение их конституционных прав пунктом 1 части 1 статьи 134, статьями 220 и 253 Гражданского процессуального кодекса РФ»; Определение от 2 марта 2006 года № 58-О «По жалобе гражданина Смердова Сергея Дмитриевича на нарушение его конституционных прав частью 1 статьи 251 Гражданского процессуального кодекса РФ»; Определение от 8 июля 2004 г. N 238-О «По жалобе гражданина Тимонина Дмитрия Викторовича на нарушение его конституционных прав пунктом 1 части первой статьи 134, статьей 248, частями первой и восьмой статьи 251 ГПК РФ»; Определение от 20 октября 2005 г. N 513-О «По жалобе гражданина Шалота Владимира Федоровича на нарушение его конституционных прав положениями пункта 1 части первой статьи 134 ГПК РФ»; Определение от 24 января 2006 г. N 3-О «По жалобе гражданина Коженова Александра Петровича на нарушение его конституционных прав пунктом 1 части первой статьи 134 Гражданского процессуального кодекса РФ»;
11. Однако некоторые суды все-таки ставят под сомнение право граждан на судебное оспаривание любых нормативных актов. Так, А.П. Рощин обратился в Верховный Суд РФ (в соответствии с установленной действующим законодательством подсудностью) с заявлением о признании незаконными и недействующими ряда норм Положения о Секретариате Конституционного Суда РФ, утвержденного решением Конституционного Суда РФ от 13 июля 2000 г. Определением от 18 июля 2007 г. судья Верховного Суда РФ отказал в принятии заявления по основанию, предусмотренному статьей 134 ГПК РФ – «заявление не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, поскольку заявление рассматривается и разрешается в ином судебном порядке» (естественно, не уточняя, в каком именно порядке). Определением Кассационной коллегии Верховного Суда РФ от 25 сентября 2007 г. данное определение было оставлено без изменений. Определением судьи Верховного Суда РФ З.Д. Беспаловой от 31 марта 2008 г. Рощину А.П. было отказано в передаче его надзорной жалобы на вышеуказанные судебные постановления для рассмотрения в судебном заседании Президиума Верховного Суда РФ. Как показывает практика, Верховный Суд РФ склонен отказывать в принятии заявлений об оспаривании и других нормативных актов Конституционного Суда РФ, в частности, Регламента;
12. «Российская газета», № 220, 20.11.2002;
13. «Российская газета», № 137, 27.07.2002;
14. Нормативный акт официально опубликован не был;
ВНИМАНИЕ! Произведение охраняется авторским правом; любые формы его копирования и воспроизведения НЕ ДОПУСКАЮТСЯ!
Комментарии:
1. Chas - 13.09.2008 23:32:00
Уважаемый Роман Евгеньевич! И снова хорошая статья по судебному нормоконтролю! Интересно, читают ли Ваши статьи судьи и законодатели? Думаю, что только одна научная публицистика не может обеспечить достижение нужного накала действий по становлению правового государства. Нужно продвигать созревшие идеи и нормы в законодательные органы (в форме предложений по изменению законодательства).
Вы правильно заметили, что «стратегическое правосудие» может появиться и реализовываться только в условиях правового государства ... Пока что таковым (стратегическим правосудием) в России и не пахнет. А почему? Да потому, что в таковом не заинтересована исполнительная власть и выглядывающие из её карманов суды, парламентарии и прокуроры.
Отсутствие стратегического правосудия (судебного нормоконтроля) даёт возможность исполнительной власти безнаказанно издавать такие НПА, от которых волосы на голове встают дыбом. Вот Вам пример.
В 2002/2003 году мне не удалось выиграть (именно выиграть, поскольку проиграть такое дело в правовом государстве было бы невозможно!) иск к ГУП "Мосгортранс" и правительству г.Москвы по поводу постановления о тарифах на проезд в городском наземном общественном транспорте (№ 838-ПП от 11 сентября 2001 года). В пункте 1.6 этого постановления было записано: "Утвердить и ввести в действие с 25 сентября 2001 года плату за абонементные талоны при реализации их водителями в салоне подвижного состава в размере 5 рублей за талон. Разницу в стоимости абонементных талонов выплачивать водителям в качестве вознаграждения за оказываемую услугу." Штатный тариф на проезд в то время составлял 4 рубля за поездку.
Дело рассматривала судья Замоскворецкого районного суда г.Москвы М.А.Петренко. Моя позиция по вопросу взимания повышенного тарифа при оплате стоимости проезда непосредственно водителю была следующая: за несуществующую дополнительную услугу – никакой дополнительной оплаты. Заключение договора перевозки с вручением пассажиру проездного документа услугой не является и оплате не подлежит. Подобное нормотворчество и его реализация является мошенничеством и подпадает под ст.ст.159, 165 УК РФ.
Знаете, как "обосновала" своё отказное решение судья М.А.Петренко? Просто и незатейливо: "Поскольку должностными обязанностями водителя общественного транспорта не предусмотрена обязательная продажа им талонов для оплаты проезда, что усматривается из тарифно-квалификационных требований (л.д.92-95), то продажа им талонов является дополнительной обязанностью, возложенной Правительством Москвы, которая подлежит дополнительной оплате, что также прямо предусмотрено в п.1.6.". Нет слов от полной безграмотности судьи! На мой вопрос, в чём состоит дополнительная услуга, за которую взимается дополнительная оплата, представитель правительства г.Москвы ответил немой паузой. Судью эта пауза удовлетворила.
Разумеется, я обжаловал и продолжаю обжаловать это заведомо неправосудное решение и по сей день, но суды и судьи стоят насмерть.
Правительству г.Москвы и городскому перевозчику очень понравилось получать халявные деньги, и теперь каждый год выходит в свет новое постановление о тарифах, закрепляющее достигнутый ими "успех" по выкачиванию денег из карманов москвичей и гостей столицы.
Теперь новация: по многочисленным обращениям москвичей на защиту их прав (повышенный тариф) поднялся Уполномоченный по правам человека в России В.П.Лукин. И что Вы думаете? Тут же получил от районного суда отлуп: УПЧ В.П.Лукин, оказывается, не имеет права обращаться в суд за защитой прав неопределённого круга лиц, поскольку это не предусмотрено ГПК РФ (???). То, что такое право УПЧ предусмотрено в конституционном законе об УПЧ, судей не волнует. Сейчас надзорная жалоба В.П.Лукина находится в ВС РФ - № 5-Ф07-3089 (19 марта 2008г истребованы материалы иска). Конечно, своё право на обращение в суд УПЧ отстоит, но дальше его ждёт новое испытание и разочарование, как и всех нас. И испытание это связано с существованием ст.248 ГПК РФ и п.8 ст.251 ГПК РФ. Эти статьи запрещают повторное рассмотрение НПА, если его законность проверена ранее. Суды просто откажут В.П.Лукину в принятии иска (жалобы), ссылаясь на ранее процитированное решение Замоскворецкого суда от 24 апреля 2002 года по моему не выигранному делу.
Вот здесь я и вспоминаю, что Вы сказали о возможности существования эффективного судебного нормоконтроля лишь в условиях правового государства. Таковой (нормоконтроль) возможен при добросовестном судопроизводстве. Тогда имеет смысл преюдиция и прецедентное право. А если судья стоит на страже преступных интересов власти, а не представляет сам закон, как быть? Может Вы знаете?
2. Anonymous - 16.09.2008 08:26:49
Я полный дилетант в этой теме, т.к. не знаю точно, да и нет времени вникать, может ли любой другой суд, кроме Конституционного, поднимать и решать вопрос о соответствии Конституции того или иного нормативного акта. Более того, даже если он и может решить этот вопрос, не знаю, насколько его решение будет приказным для других судов. Отсюда возникает вопрос к определению "стратегического правосудия", данного в статье. А где же роль прецедента в реализации такого правосудия? Это же существенный элемент такого правосудия. Странно, что автор ничего не говорит на эту тему. Тем более, что в России, похоже, прецедент не играет той роли, как на Западе. Нет, по сути, ни слова о таких формах стратегического правосудия как постановления пленума ВС. Речь идет только о разных видах судопроизводства. По-моему, тема раскрыта не полностью.
